Сначала победители подвергли «десакрализации» множество объектов религиозного поклонения. В церквях устраивали пекарни, бараки и магазины. Красивейшие средневековые здания разрушали «из соображений безопасности». У тридцати трех деревень в пригородах столицы конфисковали сельскохозяйственные угодья и уничтожили все, что там росло.

Затем начались расправы. Во всех уголках страны обвиняли в измене всех жителей поголовно. Зачастую пытали и убивали невиновных. Капитан Х. велел раздеть донага, а затем казнить сыновей местного руководителя. Казни сопровождались такой невообразимой «периферийной» бойней, что даже некоторые офицеры не могли сдержать отвращения.

Подполковник Т. писал в своих заметках о судилищах, организованных полевыми судами в столице, что «группы местных жителей предавали суду Военного Комиссариата или специальных комиссаров, каждый из которых был наделен исключительным правом миловать и казнить от имени правительства. Судьи эти были совершенно не склонны к проявлению милосердия. Почти все представшие перед судом были признаны виновными, и почти все, кого признали виновными, были приговорены к смертной казни. На видном месте в городе установили виселицу площадью четыре квадратных фута, и каждый день на ней вешали обвиняемых. Вокруг сидели офицеры и, попыхивая сигарами, наблюдали за конвульсиями жертв».

Одного подозрения в симпатии к повстанцам было достаточно, чтобы стереть с лица земли целые деревни. Тех, кого не вешали, привязывали к стволам пушек и разрывали на куски залпами. Улицы и дома, залитые кровью, являли собой настолько отвратительное зрелище, что один девятнадцатилетний офицер не мог сдержать чувств: "Это было настоящее убийство, — писал он, — за последнее время я повидал много кровавых и ужасных сцен, но молю Бога, чтобы не увидеть ничего подобного тому, что мне пришлось лицезреть вчера. Хотя женщин и пощадили, их крики при виде кровавой расправы над мужьями и сыновьями были настолько полны боли… Господь свидетель — я человек не жалостливый, но когда у тебя на глазах расстреливают седобородого старика, надо иметь невероятно черствое сердце, чтобы смотреть на это с полным безразличием…"

Захват столицы был крайне жестоким. Город одновременно атаковали четыре армейские колонны — ничего удивительного, что по нему прокатилась волна мародерства и разрушений. Солдатам дали «добро» на трехдневное безнаказанное разграбление. Сокровища и все, что можно было найти в богатых домах — транспортабельные исторические и культурные ценности, ювелирные изделия, оружие и одежда правителей, даже мраморные плиты и мозаики, — было расхищено. В грабежах участвовали и солдаты, и офицеры.

Как отметил некий капитан Г., "мы заходили в дома, принадлежавшие представителям богатейшего сословия местных жителей, и везде заставали одну и ту же картину — разрушенные дома, изуродованные дорогие предметы утвари, которые не удалось унести… Многие солдаты сдирали ювелирные изделия и золотые украшения с тел убитых горожан, я видел у сослуживцев доставшиеся им таким образом жемчужные ожерелья и золотые украшения".

Знаете, что это такое и кто это делал? Это англичане так подавляли бунт в Индии.

Вот такая вот цивилизованная Европа.