Так получилось, что я, русский человек, в "Пушкинском доме" поднял еврейский вопрос. Мы с евреями объединены одной любовью - любовью к русскому языку. Это еще отметил Борис Парамонов в эссе "Русский человек как еврей". Оно начинается именно с этой раскладки, что людей, настолько посвятивших себя слову или уверовавших в него, как русский или еврей, нет.

Поэтому их так легко надуть и обмануть, потому что они слишком верят в слово, полностью начинают ему соответствовать. Нет лучших читателей и нет более филологически языковых народов, чем евреи. А язык у нас общий, и я на нем с вами говорю. Ничего более русского, чем язык, у нас нет.

Действительно, не существует неба русского, а вот язык есть. Природа? Литература? Так она же языком написана. Без литературы нет языка. Литература - это орган языка, без него литературы не существует. Так же как и без народа. Народ - это тоже орган языка. Понятие это тоже закавыченное и оскверненное.

У меня в 1998 году вышла книга "Неизбежность ненаписанного", первый опыт автобиографии. Но из нее выпала одна глава, она называлась "Еврейские ангелы". Я побоялся - а вдруг не так поймут, что-то подумают. Лживый страх, в котором, может быть, виноваты обе стороны. Я кратко перескажу эту главу и вспомню заодно людей, из которых многих уже нет. И это не подделка. Это факт моей жизни.

Так случилось, что во время блокады Ленинграда меня спасла жена моего дядьки, о ней написан рассказ "Похороны доктора". Она меня спасла, когда, вынося из госпиталя, отдала мне свою кашу. Я до сих пор помню эту кашу, она была, как клейстер, с концентрическими отпечатками на кастрюльке, более похожая на морскую раковину, чем на кашу. Но мне в четырехлетнем возрасте удалось пережить зиму. Она меня спасла в ту зиму, а потом сказала матери: "Уезжай". И мать умудрилась вывезти нас с братом в 1942 году по блокадному ладожскому ломающемуся льду.

Андрей Георгиевич Битов – прозаик, родился 27 мая 1937 г. в Ленинграде, на Петроградской стороне.